Томас (Пауль Томас) Манн - Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]
Джованни. Нет, Пьеро, ничего не выйдет. Не обижайся, но давать тебе деньги — все равно что лить воду в бочку Данаид. Ты все проматываешь с собутыльниками и тучными телицами…
Пьеро. С кем? Тучными телицами?
Джованни. Ну так сейчас говорят во Флоренции. Похоже, ты не на высоте, что касается модных словечек. А кроме того, так опутан ростовщиками, что не можешь потратить ни одного флорина, который не обошелся бы тебе в конечном счете в восемь лир. Чем все это кончится, хотелось бы мне знать. Времена и без того довольно скверные. Воробьи чирикают на крышах, что со смерти деда дела наши катятся под гору. Поговаривают, банки наши в Лионе и Брюгге на пороге краха. Шепчутся, будто банк со вкладами горожан на приданое дочерям вынужден был уменьшить выплаты, а все из-за того, что отец потратил большую часть денег на праздники и произведения искусства. У многих на него за это зуб…
Пьеро. Зуб! Кто смеет ворчать? Партии развеяны по ветру, упорным приходится довольствоваться заточением или изгнанием. Правим мы. Сегодня Лоренцо, а завтра-послезавтра я. И тогда, поверь мне, торгашам придет конец. Банки разоряются? И шут с ними. Я им еще такого пинка дам, что они вообще испустят дух. Все дело в земельных владениях. Нам нужно больше земель. Мы князья. Карл Французский назвал нашего отца своим любезным родичем — меня он назовет братом. Дай только взойти на трон! Дай мне только взойти на трон! Ни одного закона не останется, который давал бы народу хоть тень права и хотя бы для видимости ограничивал нашу волю. Кроме нас не будет больше ни одного благородного сословия. Конфискации! Смертные казни!.. Лоренцо недостаточно решительно пользовался этими средствами. А еще малодушно отказался от мысли укрепить наше положение вполне заслуженным титулом. Я не хочу быть первым гражданином Флоренции; меня должны называть великим герцогом, королем Тосканы!
Джованни. Ах, ваша светлость, ваше величество, вы хвастун. И то, что ты там нацедил, и есть вся твоя политика? Ты так уверен, что, когда отец — да продлит Господь его дни — все-таки скончается, мадонна Фьоренца возьмет тебя господином и любовником? Нет слов, ты прекрасно разбираешься в любовных упражнениях и блудодействах, но твоя осведомленность в делах общественных хромает. Тебе известно, что против тебя проповедует брат Джироламо? Что народ терпеть тебя не может? Что стену дворца украшает написанный на тебя сонет-эпиграмма?..
Пьеро. Послушай, дружок, мой тебе совет, не зли меня! Дай сотню дукатов, которые так мне нужны, и оставь свои политические наставления при себе!
Джованни. Нет, Пьеро, я с удовольствием дам тебе свое благословение, бери его, милый брат, вот оно. Но денег больше одалживать не стану. Finis[61], подпись, печать.
Пьеро. Лошак! Содомит! Рукоположенная морская свинина! Что мне, собственно, мешает дать тебе оплеуху, обезьяна ты в пурпуре?..
Джованни. Решительно ничего не мешает, поскольку ты непорядочен и подл. И потому я ухожу, избавляя себя от моей грубости. Ты найдешь меня у отца, если решишь поискать, чтобы попросить прощения. Будь здоров. (Уходит по центральной дорожке.)
Пьеро. Иди! Убирайся, тряпка! Кардинальская шапка в мокрых пеленках! Сдался ты мне! Скоро я сяду на трон, и тогда мир, скрипя зубами и ликуя, увидит князя! Колесница… Колесница… Башни на колесах… Сверкающие пурпурные волны, столпотворение одержимой праздничным безумием черни в пыли, меж ковров, под навесами… Покачивающие копьями юноши на брыкающихся, испускающих ржание конях… Летающие гении рассыпают розы… Сципион, Ганнибал, толпа олимпийцев — они спустились для восславления, они плывут в триумфе Пьеро Божественного… А на позолоченной колеснице высотой с дом — я! Я! У ног вращается земной шар, на челе лавры Цезаря, а в объятиях она… моя женщина, моя наложница, моя порозовевшая от счастья рабыня… Фьоренца… Ах!.. Ах!.. Вы здесь, мадонна?..
8Фьора появляется с правой боковой тропинки и останавливается на центральной дорожке, сложив руки на выступающем животе, откинув голову и опустив глаза, покойно симметричная, молчаливой, загадочной красоты.
Пьеро (идет к ней). Это вы, мадонна?
Фьора. Вы видите меня во плоти, высокородный государь.
Пьеро. Я не предполагал, что вы здесь. Меня занимали некоторые мысли.
Фьора. Мысли?
Пьеро. И все же должен вам сказать, я рад, встретить вас — для меня невыразимое удовольствие.
Фьора. Прошу вас, пощадите. Я женщина, а подобные речи в устах Пьеро Всепрекраснейшего смутят любую женщину…
Пьеро. Благословенная Фьора! Восхитительная Анадиомена!
Фьора. Дерзкий льстец! Великий султан прислал нам засахаренных фруктов, и, лакомясь ими за десертом, я думала, нет на земле ничего слаще. Слушая вас, я больше так не думаю.
Пьеро. Милая обманщица! Пойдемте, поговорим, вы и я… Что я хочу сказать… Холодает… Вы гуляли по саду, прекрасная Фьора?
Фьора. Ваша проницательность угадывает верно. Я бродила вдоль изгороди. И иногда бросала взгляд на окрестности, не едут ли из города гости, хотя бы один гость, который привнес бы сюда немного разнообразия…
Пьеро. Еще бы… Еще бы… Прекрасно понимаю, сколь необходимо вам разнообразие, божественная повелительница. С тех пор как Лоренцо пришла в голову недобрая мысль слечь в постель, ничто так не утомляет, как пребывание за городом… Между нами, меня удивляет, что потребность в разнообразии не посетила вас раньше.
Фьора. Что вы имеете в виду, господин Пьеро?
Пьеро. Я имею в виду… Я имею в виду, сладкая Фьора, что вам не придется долго искать искренних людей, мечтающих взять на себя сладкие обязанности, с которыми мой отец, судя по всему, в последнее время не справлялся. Ваша красота цветет впустую, ваши губы, ваше лоно осиротели… Поверьте, это огорчает не только вас. Поднимите ваши прекрасные глаза, чтобы увидеть мужчину, который не передать как стремится быть полезным вам во всем.
Фьора. Простите, но это зрелище недостаточно свежо, чтобы заставить меня поднять глаза от земли. Ко мне стремятся все. В надежде завоевать меня вы говорите о себе?
Пьеро. Надежде? Разве я мальчик? Участник воскресного турнира, бьющийся за любовь? Я хочу и буду обладать тобой, божественная…
Фьора (медленно поднимает глаза, устремляя на его лицо взгляд, исполненный невыразимо тусклого презрения). Вам известно, как мне с вами скучно?
Пьеро. Что вы такое говорите? В моих объятиях вы забудете о скуке.
Фьора (высокомерно обороняясь). Тебе я принадлежать не хочу, Пьеро де Медичи!
Пьеро. Вот как? Но почему? Я силен, вам не придется жаловаться. Бедрами я укрощу самого дикого жеребца, мне не нужно для этого ни седло, ни поводья. Я играл с лучшими игроками Италии в мяч, сражался с лучшими бойцами в кулачных и ножных боях, и, как вы видели, одерживал победы. Когда ты будешь лежать рядом со мной, сладкая Фьора, я поведаю тебе о своих победах в гимназиях Эроса.
Фьора. Я не хочу принадлежать тебе, Пьеро де Медичи!
Пьеро. Нет, клянусь Адом и Гадесом, значит ли это, что вы меня презираете?!
Фьора. Это значит, что мне с вами невыразимо скучно.
Пьеро. Послушайте, мадонна, я говорю с вами, как с дамой, чье очарование и ученость, конечно, следует галантно принимать во внимание, но не собираюсь вымаливать у вас любовь, словно у почтенной, добропорядочной горожанки. Станете упираться, лишь подсластите мне удовольствие; но, прошу вас, не требуйте принимать вашу жестокость слишком всерьез. Кто вы такая, чтобы делать вид, будто собираетесь оттолкнуть меня? Вы флорентийской благородной крови, но ваш отец зачал вас без пастырского благословения и умер в изгнании, отправившись туда в награду за союз с Лукой Питти. Вы дарите своей благосклонностью, состоя на службе у Афродиты, и Лоренцо высмотрел вас для развлечения, когда в Ферраре в его честь устраивали праздник. Вы ведь не сомневаетесь, что Пьеро сумеет столь же царственно вознаградить вас за ваши ласки, как и его отец…
Фьора. Я не хочу принадлежать тебе, Пьеро де Медичи.
Пьеро (в бешенстве). А кому? Кому? У тебя есть еще любовник, бесстыжая блудница?
Фьора. Я хочу принадлежать только герою, Пьеро де Медичи.
Пьеро. Герою? Я и есть герой! Это известно всей Италии!
Фьора. Ты не герой, ты просто силен, и мне с тобой скучно.
Пьеро. Просто силен? Просто силен? Так что же, сильный не герой?
Фьора. Нет. Герой только тот, кто слаб, но венец ему завоюет пылающий дух.
